ПРЕДИСЛОВИЕ НЕ ДЛЯ ПЕЧАТИ.
Roman von Hermann Kant “Kormoran” 1997 Aufbau Taschenbuch Verlag, Berlin
Для тех друзей, которые восклицают в недоумении: Господи, а зачем я читать-то это буду? Что это вообще за жвачка такая?
Вначале я была искренне уверена в том, что для этого маленького романа предисловие не требуется. Он такой компактный, как-то иронично соблюдает классический принцип драматургии: единство места, времени и действия. И сюжет можно передать несколькими словами: В бывшей ГДР собрались бывшие, поговорили о том, о сём, потом один из них умер. Всё! Finita la comedia. Несколько летних часов на полуразрушенной террасе – и история жизни и смерти маленькой страны и одного из её главных героев. Который пугающе похож на автора. Читатель, которому известно, что 14 июня 1926 года, когда отмечается 66 –й день рождения Пауля-Мартина Корморана, является и днём рождения автора, что день операции по имплантации сердечных клапанов героя романа и автора идентичны, такой читатель испытывает если не ужас, то тревожное чувство, смешанное с недоумением. Потому что в конце этого мистического дня рождения герой умирает. Это что – ритуал вуду наоборот?
В этом маленьком произведении много странного. Мне кажется, что я знаю некоторые из причин, по которым этот роман в Германии был, по словам автора, не признан, не понят, практически не замечен. Unbeachtet blieb oder verachtet wurde[1]. Я далека от мысли заниматься здесь литературоведческим анализом, мне хочется заняться анализом читательского восприятия – этого произведения – и читательского неприятия, с которым столкнулся автор у себя на родине, а я, предлагая знакомым прочесть фрагменты перевода. Почему-то у меня остаётся иллюзия, что после такой «разборки» читатель сможет если не полюбить книгу, то хотя бы прочесть, чтобы понять, в чём дело.
Начну с того, что меня, как читателя насторожила странная вещь: Герман Кант, непревзойдённый мастер прозы, создаёт общую ткань своего произведения очень спорным способом: блестящие пассажи плотной и как бы спиралеобразно скрученной авторской мысли, касающиеся вопросов истории главного героя и страны ГДР, замечательные по точности психологические характеристики, необыкновенно, вернее, «обыкновенно» удачные сатирические фрагменты утопают в ломкой и невыносимо нарочитой «подкладке», которая представляет собой собственно описание этого дня, продолжающегося от раннего ante meridian до позднего after meridian - 270 страниц. Если быть до конца честной – я понимаю нежелание читателя читать эту книгу. От первых до последних страниц нам предлагается ознакомиться с тем, кто из присутствующих где сидел, где стоял, как были скрещены руки, куда направлен взгляд, каждая реплика оснащена неизбежным «сказал он», «ответила она», беспрестанным «воскликнул» кто-то. Режет слух, то есть взгляд повторяющийся комментарий чуть ли не к каждой реплике персонажей «при этом он имел такой вид, будто» или «ей не удалось скрыть, что». Кажется, что это не кончится никогда. – Стоп, довольно, пора открыть карты. Или, если угодно, открыть мои карты, предъявить мою версию.
Этот невыносимый текст написан не новичком, не ремесленником, а мэтром немецкой литературы, живым классиком, который может в своём искусстве всё. Значит….
Только прочтя предисловие автора ко второй части книги, а затем к третьей, я с облегчением вздохнула. Упомянутый выше невыносимый способ создания текста – пародиен, напряжение и удивление читателя ожидаемы. Вернёмся к теме: встреча и запрограммированный конец персонажей пьесы, которую уже не играют, чиновников страны, которая развалилась. Как старый дом с его террасой, где всё осыпается. Как диалог, который ведётся, что бы скрыть главное, замаскировать ждущую в конце текста смерть. То есть это изначально анти-текст, он невыносим читателю, как невыносимо автору это призрачное существование: его персонажей и, если угодно, его собственное. Детали читатель или не-читатель этой книги может узнать из биографии автора. Отсюда это шокирующе детализированное описание движений рук, ног, глаз, положения тел на стуле – то, что неважно для людей, первостепенно для фигур театра марионеток или зомби.
С точки зрения композиции маленький роман совершенен, здесь продуман каждый элемент (кроме последней читки Кормораном начала своей книги – об этом позже). Я почему-то думала о пьесах Чехова, читая про этот колокольчик у двери, с которым связано столько символики, про нежеланного и почему-то всем ненавистного гостя, который приходит первым и единственный остаётся до конца. А чего стоит соседка в своём садовом «зарубежье», она невыносима и неизбежна как шут при короле или древнегреческий хор! Но эти ассоциации тоже отчасти пародийны, вообще я хочу признаться, что начала в какой-то момент видеть картинку: Безумное чаепитие в стране чудес господина Л. Кэрролла, персонажи нелепы, они пугают и смешат одновременно, тут есть свой шляпник, и мартовский заяц, и ореховая соня. Но в данном случае тоже всё наоборот, не они убили время, как в «Алисе», из-за чего у них теперь всегда шесть часов – здесь время убило их, поэтому безумный день рождения в ожидании смерти всё длится.
Не стану говорить об авторских вступлениях к каждой из трёх частей, они великолепны и в комментариях не нуждаются. Затрону, наконец, немыслимый конец. Последнюю читку Корморана, эту невозможную тему Сталина, о которой, насколько мне известно, в немецкой критике нет ни слова, что в принципе понятно. Но я не критик и честно признаюсь, что мне ничего не понятно. Автор же сам догадывался, что реакцией будет – что там, что тут, что среди друзей, что среди недругов – молчание, которое трудно выразить научными словами, но которое абсолютно исчерпывается встречающимся у Г.Канта образом Poker face, лицо игрока в покер. Когда лицо не выражает ничего, а его хозяин думает о чём угодно.
Конечно, я понимаю, что в сознании немцев роль генералиссимуса ассоциируется, прежде всего, с тем обстоятельством, что он «победил того, другого парня», как говорится в другом романе Канта, «Окарина». То есть роль в целом исторически положительная. Я не понимаю, зачем он выбрал для своих фантазий а ля Э.Т.А. Гофманн именно этот образ, о котором я не собираюсь ничего говорить, просто сделаю Poker face.
Но это ещё не всё! Одно премилое обстоятельство: зачем я вообще стала переводить этот роман. Дело в том, что пару месяцев назад я закончила перевод более известного романа Германа Канта «Окарина». В котором образ Иосифа Сталина занимает вообще не понятное моему слабому уму место. И когда я прочла «Корморан», в котором рассказывается о подготовке к написанию «Окарины», мной овладело какое-то нервное возбуждение, я почувствовала, что обе книги связаны и должны существовать вместе, в нашем русскоязычном пространстве тоже.
Здесь содержится некое непреднамеренное лукавство: мы ведь пребываем в царстве немецкого Konjunktiv, или русского сослагательного наклонения.
Следует сказать: …. существовали бы, если бы были опубликованы.
Saratov 20. Jan. 2009
[1] Из письма Г.К. от 15.01.2009
|
