ЗАМЕТКИ ПЕРЕВОДЧИКА
ЧУВСТВО КУНСТКАМЕРЫ
Реакция автора на 550 страниц перевода "Окарины", когда он, наконец, получил в июле 2008 всё, что я торжественно обещала в феврале: он потрясен и думает, чем бы ему таким помахать (в окружающем нас дигитальном воздухе) - может быть достать из шкафа меховую шапку Симонова? А вдруг я с Симоновым не дружу, тогда может, не надо…
Меня преследует устойчивое ощущение пребывания в Кунсткамере, в двух смыслах сразу. В буквальном смысле: помещение, где пребывает искусство, и в том, петровском: Кунсткамера, где собраны редкости и диковины, иногда устрашающие. Шапка Симонова. Чешский карандашик, который автор «украл» у Суслова. Присутствие автора на Байконуре во время старта в космос Зигмунда Йена. Да что там, Йен, тут имеются экземпляры и подиковиннее. Эдда Тенненбаум, обучавшая автора в лагере военнопленных в Варшаве азам антифашизма и марксизма, сиживала не раз за чашкой чая не только с Цеткин & Co, но и с Ильичом. Это меня сразило наповал. Г.К. утверждает, что в нём, через него, посредством него, «осуществляется удивительная коммуникация», то, что раньше не было никак не связано, обретает взаимосвязь. Очень необычная взаимосвязь и утрата границы между реальностью и мифом: если учительница Канта, с которым я общаюсь день ночь в сети, пила чаи с Ильичом, это что же получается, я тоже имею отношение к бронзы многопудью всех этих позеленевших и не везде ещё изничтоженных памятников? Я это ощущаю почти как дыхание, хорошо хоть не рукопожатие, Каменного Гостя. Нравится мне это или нет? «Das weiß ich auf eine komplizierte Weise nicht» - Этого я каким-то сложным образом не знаю.
ЧУВСТВО СКАУТА
В «Окарине» очень много географии, всевозможных собственных имен, ссылок и просто легких намеков на какие-то исторические обстоятельства, русскому читателю вряд ли понятные. Одна девушка, прочитав безобидный фрагмент, сделала вывод: конечно, интересно, только это он для близких друзей пишет, которые понимают, о чем это. В оригинале нет ни одной сноски, никаких примечаний.
Когда я принялась за перевод, то поняла, насколько поверхностным было моё первое чтение. Я теперь видела, что этот текст содержит очень много «свернутой» информации, нередко упоминаемые слова «кодировка», «компримированный», «микродот» приходится применять к самому тексту. Меня с первых страниц обуял дух скаута, я захотела посмотреть, куда это повернул главный герой у Виттштока, я открыла Google Maps, да так и не вылазила из этих карт до конца текста. Планы городов, полностью или не совсем превращенных в руины, автобаны и проселочные дороги, меандры рек северной Германии входят в число главных «действующих лиц» романа. Мне захотелось на картах воспроизвести прямую, которая идет от рабочего стола писателя через родной город Шлиманна Анкерсхаген, и проходит прямо под радугой. Странно, я нашла на карте той местности деревушку с названием Троя. Совпадение?
Эти дороги приобретают необыкновенную содержательность, если не мчаться по ним, пропуская такие пустяки, как имена. Тогда туманы на лугах этого озерного края будут напоминать о луне Матиаса Клаудиаса (стихотворение можно найти здесь, в текстах). Рехлин, мимо которого постоянно проезжает автор, напомнит о военном пилоте Ханне Райч, кстати, дружившей с Вернером фон Брауном. Поместье, в которое послали на трудовую повинность девушку с умопомрачительным именем Федя, НЕ НАПОМИНАЛО поместье Беттины фон Арним, благодаря чему я узнала, что была такая замечательная Беттина. Мост, где происходил обмен Абеля на Пауэрса, обязательно захотелось найти на плане Бабельсберга.
Настроение следопыта возникало не только в связи с картами. С удовольствием вспоминаю минуты, когда мне для перевода слова Geworfenheit – «низвергнутость», введенного в обиход Хайдеггером, а тут использованного в связи с эстетикой Сартра, пришлось скачать и просмотреть достаточно толстый том Сартра «Бытие и ничто». Или специально купить и посмотреть фильм «Ниагара», чтобы понять, какие «смыслы» многозначного слова Gang имел в виду автор, описывая походку Мэрилин.
И так до бесконечности, за каждым поворотом меня встречал момент der Weltverbindung. В течение месяцев, освещенных этим нечаянным переводом, я пережила во всей полноте утверждение автора о том, что «всё связано со всем».
СЛОВО ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ
… совести переводчика
Стиль, языковые особенности важны в любом художественном произведении. Но произведений Г.Канта это касается особенно. Для подтверждения этой мысли цитирую автора. «Литература на первый взгляд должна казаться опечаткой[1]». «Пропаганда при помощи особых грамматических форм[2]». «… термин, позволительный здесь только ради игры слов. Удовольствия, которое привлекает меня всё сильнее по мере того, как иные развлечения становятся менее доступными[3]».
В течение двух лет я упорно и с многочисленными примерами зачем-то доказывала автору, что его произведения не могут быть переведены в принципе, потому что тогда, когда они утратят при переводе главное достоинство – не передаваемый на другом языке Sprachwitz, престидижитацию в духе Уленшпигеля, что тогда останется? Когда безвозвратно растают головокружительные и непередаваемые по-русски Konjunktive? Кому интересен какой-то сюжет, какие-то мысли, если будет потерян аромат, восторг, удивление, которые ощущает читатель оригинала? И что же мы видим? Попытку я всё же предприняла. Спасала, что могла, например синтаксис, ритм - нередко это удавалось сохранить. Со сленгом мучилась неимоверно, потому что в немецком разные грубости и тюремный жаргон звучат органично, а у нас как-то очень уж неприятно. Диалект: здесь его немного, но игнорировать было так же невозможно, как и переводить. Повторы: когда читатель возмущенно спросит: почему кое-где нагромождены слова «сказал», «понял» и прочие, то это не я, это он так захотел. Чтобы читатель споткнулся. Возмутился. Остановился. И что-то понял.
Игра слов, всевозможные каламбуры. Это из раздела непереносимого в другой язык. В редких случаях я нашла русские аналоги, часто не смогла преодолеть искушения и вынесла в сноски пояснения по поводу «утрат».
Здесь несколько примеров того, что «упало со стола», но с чем так жалко расставаться.
„Er kam beinahe um; ich ein wenig zu mir.“ Он едва не погиб, я немного пришел в себя.
„Ein Unding vom Polen und von mir, uns an dem armen Ding zu vergehen.“ Преступление (плохой поступок) со стороны Польши и с моей стороны – обижать это несчастное существо.
„An jenem Tag, an dem mich Genosse Wilhelm Strickland feuerte und ich, nachdem mich die Firma Moeller & Moeller heuerte, …“ прогнал – нанял, утрата этой рифмы лишает фразу динамичности.
„…schonlichst zu verschonen“ - вообще не переводимо, что-то вроде покорнейше прошу избавить …
„eine so ungefragte, weil unfragbare Frage gewesen war…“ – не заданный, потому что незадаваемый вопрос…
„Meißner gab mir einen doppelkörnigen Blick…“ – взгляд как через двойной прицел – и одновременно, взгляд после двойной порции пшеничной водки, в этом контексте задействованы оба смысла.
„Den Fremden musste es befremden; einen Freund konnte es nicht erfreuen.“ Постороннего это должно было неприятно поразить; друга это не могло обрадовать. Выразительность фразы утрачена.
„Gestresst und overdressed“.- приблизительно: в стрессе и слишком хорошо одет. При таком переводе утрачено всё, осталась какая-то беспомощная жвачка.
ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН
Мне было очень легко и интересно переводить многочисленные эпизоды, посвященные коммунистической идеологии, политике. Может быть потому, что наше поколение хорошо натаскано в этом материале и терминологии, или потому, что автор показывает странное преломление, как в кривом зеркале, различных ленинских тезисов и подходов в послевоенной Германии, в ГДР. Например, непонимание того, почему социализм – это советская власть плюс электрификация. Бесконечные проявления догматизма, доведение до абсурда советского опыта, Чапаев и славное море с омулёвой бочкой…. Почему-то постоянно думалось о современном и к тому же немецком Салтыкове-Щедрине.
Образ врага, который так близко, что нужно спрятаться от него за стеной. Бесконечные спецслужбы. Разговаривая с другом, живя рядом с женщиной, рассказчик вынужден, спрашивать себя, по чьему заданию они действуют.
Пронзительные и горькие строки посвящены взаимоотношениям автора с партией. Никогда не думала, что можно переживать эту связь так лично. Эти строки я отношу к лучшим строкам романа. Например, это: «Конец вставки, но сначала завершение того, что касается моей бездыханной партии: иногда было сложнее остаться в ней, чем в нее войти. Её части вставали между нею и мной и хотели нас разлучить. Я не хотел от нее отдаляться, но желание сделать так, чтобы мы никогда раньше не встречались, посещало меня несколько раз. Это желание было из разряда желаний: никогда бы не родиться».
И, наконец, очень нелепое признание – я так и не поняла, зачем автору понадобился образ Сталина и этот параноидально повторяющийся эпизод с отцом народов, насвистывающим на окарине «Сулико». Да, на этот мотив насильственно нанизана вся композиция. Да, автор многократно возвращается к роли генералиссимуса, который в 40-50 годы играл важную роль в истории.
Но этот бред на окарине – и после этого я продолжаю утверждать, что люблю этот роман?
[1] Literatur muß sich auf den ersten Blick wie ein Druckfehler ausnehmen. – „Gold“ aus „Ein bisschen Südsee“
[2] Propaganda unter Zuhilfenahme der grammatikalischen Formen. – „Escape“, Roman
[3] .. ein…Terminus sei, der sich hier nur des Wortspiels wegen erlaube. Einer Vergnügung, zu der ich mich im annähernd selben Maße hingezogen fühle, in dem sich mir andere Lustbarkeiten zu verschließen begönnen. – „Kino“, Roman.
|
